Итак, на пикнике в Монтане группа незнакомцев спела «С днем рождения тебя» Малии, которая сидела на траве с гамбургером на тарелке. Я знала, избирателям нравились наши дочери, наша близость с детьми. Но я часто задумывалась, как на все это смотрели сами дети. Я пыталась подавить чувство вины. На следующие выходные состоится настоящая вечеринка в честь дня рождения – множество друзей Малии придут с ночевкой в наш дом в Чикаго. Никакой политики. А на вечер 4 июля мы запланировали уединенное празднество в отеле. Тем не менее, когда днем девочки бегали по площадке для пикника, а мы с Бараком пожимали руки и обнимали потенциальных избирателей, я задалась вопросом, каким дочки запомнят этот день.

Я наблюдала за Сашей и Малией скрепя сердце. Как и меня, посторонние люди теперь называли их по имени, прикасались к ним и фотографировали. Зимой правительство решило, что мы с девочками уязвимы, и предоставило нам охрану службы безопасности. Теперь, когда Саша и Малия отправлялись с моей мамой в школу или в летний лагерь, служба безопасности следовала за ними во второй машине.

На пикнике у каждого из нас под боком был свой агент, который мог выследить любой признак угрозы и незаметно вмешаться, если кто-то из доброжелателей переусердствует и слишком сильно нас обнимет. К счастью, девочки, казалось, видели в агентах не столько охранников, сколько взрослых друзей, новых членов растущей семьи, с которой мы путешествовали, отличающихся от остальных только наушниками и молчаливой бдительностью. Саша вообще называла их «секретными людьми».

Девочки разряжали напряженную обстановку предвыборной кампании, хотя бы потому что не так сильно были заинтересованы в ее результате. И для меня, и для Барака то, что они рядом, было большим облегчением – дочери напоминали: наша семья значит больше, чем подсчет сторонников или взлет рейтинга по опросам. Ни одна из девочек не обращала внимания на шум, царивший вокруг ее отца. Они не стремились сделать демократию лучше или попасть в Белый дом. Чего они действительно хотели (очень-очень хотели) – так это щенка. Девочки любили играть в пятнашки и карточные игры с сотрудниками штаба и взяли за правило находить магазин мороженого в каждом новом месте, где бы ни оказались. Все остальное для них было просто шумом.

По сей день мы с Малией все еще смеемся над одной историей. Малии было восемь лет, когда однажды ночью Барак, движимый ответственностью, задал вопрос перед сном.

– Что ты думаешь о том, чтобы папа баллотировался в президенты? – спросил он. – Как ты считаешь, это хорошая идея?

– Конечно, папочка! – ответила она, чмокнув его в щеку.

Решение Барака участвовать в гонке изменит почти всю ее жизнь, но откуда девочке было об этом знать? Она просто перевернулась на другой бок и заснула.

В Бьютте мы посетили музей горного дела, устроили битву на водяных пистолетах и попинали футбольный мяч по траве. Барак произнес короткую речь и пожал обычное количество рук, но при этом умудрился постоянно находиться рядом с нами. Саша и Малия карабкались на него, хихикая и развлекая своим лепетом. Я смотрела, как светится его улыбка, и восхищалась способностью блокировать отвлекающие факторы и просто быть отцом при любом удобном случае. Барак болтал с Майей и Конрадом и обнимал меня одной рукой за плечи, когда мы переходили с места на место.

Мы никогда не оставались одни. Нас окружали сотрудники предвыборного штаба, охранники, журналисты, ожидавшие интервью, зеваки с фотоаппаратами. Теперь это стало для нас нормой. В ходе кампании наши жизни настолько подчинились расписанию, что нам оставалось только наблюдать, как наше право на личную жизнь медленно ускользает из рук. Мы с Бараком передали почти каждый аспект жизни кучке двадцатилетних сотрудников – очень умных и способных, конечно, но вряд ли понимающих, насколько больно нам было отказываться от контроля над собственной жизнью. Если мне что-то было нужно в магазине, я должна была попросить сходить за этим другого. Если я хотела поговорить с Бараком, мне приходилось посылать запрос на встречу через одного из его молодых секретарей. Иногда в моем календаре появлялись события и мероприятия, о которых я даже не подозревала.

Но мы постепенно учились жить более открыто, принимая реальность такой, какая она есть.

Вечером в Бьютте мы вчетвером – я, Барак и девочки – дали телевизионное интервью, чего прежде не делали. Обычно мы настаивали на том, чтобы держать прессу на расстоянии от детей, ограничиваясь фотографиями, а затем только публичными мероприятиями. Не знаю, что заставило нас сказать «да» в тот раз. Насколько я помню, предвыборный штаб подумал, что было бы неплохо дать возможность общественности познакомиться с Бараком ближе, узнать какой он отец, и я не увидела в этом вреда. В конце концов, Барак любил наших детей. Он любил всех детей. Именно поэтому он станет великим президентом.

Минут пятнадцать мы вчетвером разговаривали в парке на скамейке, которую задрапировали какой-то тканью, чтобы придать ей более праздничный вид, с Марией Менунос из Access Hollywood. Малия заплела волосы в косу, а Саша надела красное платье. Как всегда, они были обезоруживающе милы. Менунос вела себя очень любезно и поддерживала непринужденную беседу, пока Малия, младший профессор семьи, серьезно обдумывала каждый вопрос. Она сказала, что ей иногда бывает неловко, когда папа пытается пожать руку ее друзьям, а также что однажды он заблокировал дверь нашего дома, прислонив к ней свой чемодан, собранный в поездку. Саша делала все возможное, чтобы сидеть спокойно и сосредоточенно, и прервала интервью только один раз, повернувшись ко мне, чтобы спросить: «А когда нам дадут мороженое?» Все остальное время она слушала сестру, иногда вставляя в ее речь не совсем подходящие детали. «У папы раньше было афро!» – в какой-то момент взвизгнула она, и мы все рассмеялись.

Несколько дней спустя интервью вышло в эфир в четырех частях на ABC. Многие СМИ встретили его с восторгом и осветили с заголовками типа «Приоткрыт покров тайны над дочерями Обамы» и «Две маленькие дочки Обамы рассказывают все». Внезапно комментарии двух маленьких детей – Малии и Саши – подхватили газеты по всему миру.

Мы с Бараком тут же пожалели о сделанном. Конечно, в интервью не было ничего непристойного: манипулятивных вопросов, особо личных подробностей. И тем не менее мы чувствовали, что сделали неправильный выбор, позволив нашим детям публично высказываться задолго до того, как они могли действительно понимать, что говорят. Видео не могло бы навредить Саше или Малии. Но теперь оно вышло в мир и будет жить вечно в интернете. Мы взяли двух маленьких девочек, которые не выбирали такую жизнь, и, не подумав, скормили их ненасытной утробе.

К этому времени я уже кое-что знала об этой утробе. Мы постоянно жили под пристальным взглядом, и это окрашивало жизнь в странные тона. Опра Уинфри присылала мне ободряющие сообщения. Стиви Уандер, кумир моего детства, играл на мероприятиях нашей кампании, шутил и называл меня по имени, как будто мы знали друг друга целую вечность. Такое внимание сбивало с толку: по моему мнению, мы недостаточно сделали, чтобы его заслужить. Конечно, нас толкала вверх идея Барака, но не обошлось и без помощи многообещающего, символичного исторического момента. Избрание Америкой первого чернокожего президента многое бы сказало не только о самом Бараке, но и обо всей стране. Для многих людей и по многим причинам это имело большое значение.